Начало июня это — начало вашей старости, старости под пером заката. Вода реки желтеет и шевелится. Ветер заносит дым парохода вперед и берега запачканы зеленой краской верб и осокорей. Пейзаж слишком ветреный и шероховатый.
Под вашей желтой, кожаной, докторской шляпой слишком много задора и отчаяния, и на рубке перекошенные евреи сунутся мимо вас, и внизу близ кают, на мешках со шпагатом, торчат покрученные пальцы ног, точно концы старых канатов. Коммерсанты вычисляют доходы и расходы непроданных мест, а мы с вами слушаем вещий намек на задумчивый взор слишком одинокого мечтателя.
Должно быть вы мне рассказали так:
Я сейчас шла на рубку. Подошла к юту с одной стороны — спят, вытянувшись во весь рост, четверо — никак нельзя пройти, как раз у лестницы… А с другой стороны сидят парни и играют в карты. Я обошла кругом и говорю: «пропустите!» —
Тогда один — «Вы бы, барышня, с той стороны»
— «Да там спят!» — «Ну, так чтож, что спят!?»
— «Да мне будить жалко!» — Другой даже переспросил: «Как жалко?».
Ну, все-таки пропустили.
Я не гадаю с хлебным шариком, но это, ей-Богу, что-то значит. Дайте подумаю. Да! Вот как: — Вы видите рыбака в лодке. — Ветер качает пловца, и в ударах волн и в упорстве машины звучит сумеречный стих:
«Я берег покидал туманный Альбиона,
Казалось он во тьме свинцовой утопал.
За кораблем вилася гальциона,
И тихий глас ее пловцов уведомлял…»
Мы с вами уходим и на пароходе, и в печали, и на воде…
И я, и вы чересчур любим спящих.
Олег. Кроме случаев уродства, рука имеет пять пальцев. Не следует ли отсюда, что и самовитое слово должно иметь пять лучей своего звукового строения гривы коня Пржевальского?
Казимир. Возьми и посмотри.
Олег. Вот «Пощечина общественному вкусу» (стр.8). «Крылышку я золотописьмом тончайших жил, кузнечик в кузов пуза уложил прибрежных много трав и вер. Цинь пинь тарарахнул зинзивер — о лебедиво — о озари». Устанавливаю, что в них от точки до точки 5 к, 5 р, 5 л, 5 у. Это закон свободно текущей самовитой речи. «Шопот, ропот, неги стон» (стр. 52) построено на 5 о. «Мы, не умирающие, смотрим на вас, умирающих» построено на 5 м (стр. 31). Есть много других примеров. Итак, самовитое слово имеет пяти-лучевое строение и звук располагается между точками, на остове мысли, пятью осами, точно рука и морские звезды (некоторым).
Казимир. Вообще слово лицо с низко надвинутой шляпой. Мыслимое в нем предшествует словесному, слышимому. Отсюда «Бэотия, Италия, Таврида, Волынь» тени, брошенные «землей волов» на звук.
Олег. Важно отметить, что судьба звуков на протяжении слова не одинакова и что начальный звук имеет особую природу, отличную от природы своих спутников. Примеры упорства этого звука при перемене остальных: Англия и Альбион, Иберия и Испания. Ш и г упорно стоят в начале имен многих немецких мыслителей: Шиллер, Шопенгауэр, Шлегель, Гете, Гейне, Гейзе, Гегель, Гауптмат. В России начиняется с Б мятеж ради мятежа. Иногда правящий род и страна начинаются с общего начального звука: Германия, Гогенцоллерны, Габсбург, Русь, Рюриковичи. Двойственность, раздел древнего мира на г и р (Греция и Рим), в новом веке имеет русских и германцев (немцев). Здесь г и р древнее, чем страны. Это не есть игра случая. «Рок» имеет двойное значение судьбы и языка. Первый звук в отличие от других есть проволока, русло токов судьбы.
Казимир. И имеет трубчатое строение и им слух пользуется, чтобы услышать будущее в неясных говорах.
Олег. Да, он есть как-бы позвоночный столб слова. Рассудочный свод языка древнее словесного и не изменяется, когда изменяется язык, повторяясь в позднейших оборотах. Так, «теплый» и сейчас имеет бранный смысл («теплые люди»), а «свет, светик — ласковый, приветливый» («светик ясный»). Между тем это старинное противопоставление грешного начала, от слова греть и святого — от свет, светить. Древнему разуму просвечивались сквозь нравственные порядки вещественные силы.
Казимир. Как прекрасен был Винтанюк и его отзыв о завоевателе: «человек здоровый, лицо сухое, а пузо не малое».
Олег. О, он неувядающий учитель слога, образчик красноречий, столетий судья. Это приговор ста лет. Романченко учитель замысла. Я вижу бурное черное, гребень молний и одинокого пловца. Смотри, как «р», точно край облака, освещенный судьбой, сопутствует одной паре народов от колыбели до современности, а «г» — другой. Итак, природа первого звука иная, чем остальных. «А» упорно стоит в начале названий материков — Азия, Африка, Америка, Австралия, хотя названия относятся к разным языкам. Может быть, помимо современности, в этих словах воскресает слог «А» праязыка, означавший сушу.
«Так на холсте каких-то соответствий,
Вне протяжения жило Лицо»
В. Хлебников
Предпосылкой нашего отношения к слову, как к живому организму, является положение, что поэтическое слово чувственно. Оно соответственно меняет свои качества в зависимости от того — написано ли оно, или напечатано, или мыслится. Оно воздействует на все наши чувства. Ранее, когда мы говорили «дерево», мы должны были этим логическим обобщением возбудить воспоминание о каком-нибудь определенном дереве и тогда прочувствовано уже воспоминание. Теперь — путь созерцания эстетических ценностей.